Два года назад жизнь Егора Супрунюка из Бреста кардинально изменилась. Осенью 2023-го молодого человека призвали в армию. Там у него обнаружили серьезные проблемы со здоровьем — и в итоге парень остался без правого глаза. Много месяцев он и его мама Светлана пытаются разобраться, почему так произошло и правильно ли действовала врач. Параллельно они собирают деньги на серию операций для молодого человека, которую согласились провести в одной из турецких клиник. Чтобы привлечь к истории сына больше внимания, уже почти два месяца Светлана ведет TikTok-аккаунт, где подробно описывает, что с ним произошло и происходит до сих пор. Некоторые из ее роликов собирают десятки тысяч просмотров. Публично Миздрав пока не высказывался по ситуации. «Зеркало» пересказывает основное из блога.
«Фельдшер посмотрела, говорит: „Что-то есть“»
Сейчас Егору 21. Два года назад он отучился в колледже на электрика-монтажника и пошел работать. Трудился вахтами, уезжая в командировки на три недели. Когда в конце августа 2023-го сын в очередной раз вернулся домой, мама заметила, что одно из его верхних век опустилось. При этом изменений в зрении парень не чувствовал.
— [Говорил], единственное, это веко провисает (в медицине такая патология называется птоз. — Прим. ред.), иногда к нему залипает глаз, поэтому проморгался — и все нормально, — рассказывает Светлана.
Егор был одним из тех, кто в 2023-м подпал под осенний призыв. Рассказать офтальмологу про птоз и попросить направление на обследование парень планировал во время медкомиссии. По словам мамы, послушав молодого человека, врач закапала ему глазные капли, проверила орган специальным фонариком и сообщила, что все нормально. Специалист диагностировала у призывника близорукость легкой степени обоих глаз, вспоминает Светлана. И отмечает, до этого у сына на одном глазу был смешанный астигматизм, на втором — миопия (близорукость) слабой степени. Для коррекции ему прописали очки, но носить их постоянно не требовалось.
— Почему поднимаю этот вопрос? Потому что, когда началось обследование Егора в связи с тем, что в армии [у него] ухудшилось состояние здоровья, на МРТ была обнаружена киста в левой лобной части головы, и уже довольно-таки большого размера — 10 на 15 на 20 миллиметров <…>. У меня вопрос: как вы думаете, могла ли эта киста быть [уже] на тот момент (речь о медкомиссии. — Прим. ред.)? — рассуждает женщина. — Да, могла. Что должна была сделать врач-офтальмолог? Отправить [призывника] на обследование, правда? Хотя бы к неврологу, хотя бы МРТ сделать. Ты же человека направляешь 18 месяцев служить. Почему такое халатное отношение <…>?
Светлана рассказывает, что позже она пожаловалась в Минздрав на то, как проходят проверки будущих солдат. В ответ ей сообщили, что на медкомиссии Егор говорил только о двоении изображения и слабом зрении. Но это, считает авторка ролика, тоже повод отправить человека на обследование.
В итоге Егора призвали в конце октября. Новобранцев в части поселили в отдельную казарму. Вероятно, кто-то из них «привез» с собой вирус, ребята начали болеть. Брестчанин тоже.
— Поднялась температура, кашель, насморк <…>. Я позвонила командиру, спрашиваю: а что случилось? Как вы его лечите? <…> Почему он находится в этой казарме? Отвозят его потом в медицинскую роту, и там он получает лечение <…>, — передает тот разговор мама. — Пролежал он здесь с 11 по 18 ноября [2023 года], и уже 21 ноября ему ставят прививку от гриппа. Сын пытается объяснить, что только переболел, [еще] не слишком здоров. Остался кашель, насморк. Они померили ему температуру медицинским «пистолетом» (речь о бесконтактном термометре. — Прим. ред.) — сказали, ее нет, значит, [вакцинировать] можно. 21 ноября ему ставят прививку. Хочу отметить, что в материалах проверки (женщина не уточнила, какая из структур ее проводила. — Прим. ред.) период болезни с 11-го по 18-е «исчез». Сразу звучит, что 21 ноября была поставлена прививка от гриппа. И [он] был [к ней] допущен.
Светлана уверена: до того, как вводить препарат, Егору должны были дать время восстановиться. В своем мнении она ссылается на правила вакцинации, которые опубликованы на сайте Минздрава.
Вот что там говорится:
Профилактические прививки проводятся лицам только в период отсутствия острого или обострения хронического заболевания. Поэтому на период до выздоровления, исчезновения симптомов, нормализации состояния и восстановления после перенесенного заболевания врачом будет установлено временное (длительное) противопоказание для иммунизации. Его длительность может быть различной, но, как правило, ограничивается одним-тремя месяцами.
Отметим, что специалисты Минского областного центра гигиены, эпидемиологии и общественного здоровья считают: прививку от гриппа можно делать сразу после выздоровления от ОРВИ, и даже на фоне легких остаточных симптомов.
С этой прививки, считает женщина, все и началось.
По словам матери, через неделю Егор снова заболел. С 5 по 11 декабря его госпитализировали в медроту. Температура держалась под 40. А после болезни парень «стал чахнуть». 7 января 2024-го мама приехала к нему на посещение. Говорит, сын выглядел «очень плохо».
— У Егора появился небольшой отек под правым глазом. Этот глаз впоследствии был удален. И я видела, что глазному яблоку мешало что-то двигаться <…>. Я говорю: надо обратиться за помощью, — описывает происходящее авторка роликов. — 10 января он обращается за помощью к фельдшеру <…>. Она посмотрела, говорит: «Что-то есть». 12-го его отвозят в ЦГБ к офтальмологу, она его осматривает. Подтверждает, что появилось некое новообразование. [Говорит], уже нужна помощь специалистов. Только 17-го его отвозят в госпиталь. К этому времени глаз выстает из орбиты. Веки не смыкаются, глаз красный и слезится <…>.
«Состояние глаза уже кричит о помощи»
В военном госпитале офтальмологи измеряли, насколько больной глаз Егора выпирает из орбиты. По словам мамы, это было пять миллиметров. Молодому человеку назначили снимки и анализы. Через день, в пятницу, 19 января 2024 года, результаты были готовы. Светлана говорит, что орбита глаза оказалась целой, однако в крови заметили незначительные изменения. Парня отправили к лору.
— Лор смотреть не захотела, сказала, [что проведет осмотр] в понедельник (22 января. — Прим. ред.), — описывает ситуацию женщина. — Егор остается на выходные. В выходные [ему] все время хочется спать, слабость. Состояние глаза ухудшается. Он продолжает лезть из орбиты. Уже чернеют веки — нижнее, верхнее.
В понедельник молодой человек стал спрашивать врачей, что с ним происходит. Его успокоили: «Не бойся, это не рак». На следующий день парню сделали МРТ. Она показала, что у Егора есть новообразование.
25 января парня отвели в РНПЦ онкологии и медицинской радиологии имени Н.Н. Александрова, который находится в Боровлянах. Здесь, по словам Светланы, офтальмолог поставил предварительный диагноз — вторичный экзофтальм (выпячивание глазного яблока).
— [Сына] отправляют к доктору медицинских наук, офтальмологу, которая его осматривает, смотрит снимки с МРТ и с КТ, где опухоль еще в четкой капсуле, где нет костно-деструктивных изменений. Но состояние глаза уже кричит о помощи. По сравнению со здоровым [больной] выстоит уже почти [на] восемь миллиметров <…>. Все вокруг черное, глаз почти упирается в нос, — перечисляет женщина. — Здесь уже начался отек (показывает на висок). Но она (медик. — Прим. ред.) отправляет его обратно в госпиталь и назначает госпитализацию по забору биопсии только на 1 февраля <…>.
Мама считает, что сделать эту процедуру можно было и без госпитализации.
— Человека оставили без помощи на восемь дней <…>, — не скрывает эмоций она. — Егора отправляют обратно в госпиталь, где он таскает тяжелые бочки с едой на кухне и ждет 1 февраля.
«„Еще подождем“. Операцию делать [пока] не будем»
1 февраля 2024-го на календаре был четверг. Егора госпитализировали в РНПЦ в Боровлянах. На следующий день взяли биопсию. Светлана приехала к сыну. Доктор медицинских наук, которая занималась парнем, сообщила: у него онкологическое заболевание, новообразование злокачественное, и глаз уже не спасти. Медики ждали результаты анализов, чтобы определиться с лечением.
— Егор мне жалуется, что у него после забора биопсии начал сильно болеть глаз, стало очень отдавать в голову, глубоко. Обезбол ему какой-то дают, но слабенький. Он не может спать, — вспоминает авторка блога. — В среду (вероятно, речь о 7 февраля. — Прим. ред.) вечером он мне звонит: «Мама, у меня „разорвался“ глаз». Я говорю: «Может, ты ошибаешься?» <…>
Светлана связалась с врачом. Та подтвердила: «Да, глаз пропал». И объяснила: пока не будут готовы результаты гистологии и специалисты не узнают тип рака у Егора, сделать ничего не смогут. В итоге химиотерапию парню прокапали с 14 по 16 февраля, а затем вернули в госпиталь.
— В госпитале на полстраницы написано о состоянии глаза (речь о документе из медучреждения. — Прим. ред.). О том, что там и птоз, и хемоз (отек слизистой оболочки глаза. — Прим. ред.), и застой конъюнктивы (покраснение и отек слизистой оболочки. — Прим. ред.), и белая оболочка расплавлена <…>, — перечисляет мама. — Чтобы вы понимали: веки не смыкались, глаз «разорвался», он перестал видеть, но свет ощущал, потому что остался живой зрительный нерв <…>. Вот представьте, ситуация. Свет включили, мы можем прищурить свои веки. А у Егора [они] не работали <…>. Он страдал еще от этого. Это просто как взрыв в голову. Понимаете, [он] тоже получал какую-то такую муку бесконечную.
1 марта в РНПЦ Егора снова осмотрела доктор наук, которая с ним работала. По словам мамы, в лечении сына пошла положительная динамика: «вроде стал уменьшаться отек», и веки начали немножко сходиться.
«Химия» продолжилась. 6 марта парня должны были перевести на следующий блок химиопрепаратов. А 5-го его комиссовали из армии. В постановлении Центральной военно-врачебной комиссии Вооруженных сил, которое показала в ролике женщина, среди прочего написано: «Понижение остроты зрения правого глаза до светоощущения с неправильной светопроекцией, при остроте зрения левого глаза 1,0. Заболевание получено в период военной службы».
— Когда 6 марта Егор приехал в РНПЦ <…>, его госпитализировали, и он пошел к ней (речь о докторе наук. — Прим. ред.) на осмотр. Она его посмотрела и сказала: «Еще подождем». Операцию делать [пока] не будем <…>, — описывает ситуацию Светлана. — Егора отправили делать «химию». Двое суток ему опять капают «химию» очень тяжелую, насыщенную, агрессивную <…>.
По словам мамы, у парня началось неприятие терапии. До 11 марта его оставили в РНПЦ. После выписки Егор наблюдался уже в «онкологии» по месту жительства. Вероятно, в Бресте. Каждую неделю ему ставили очередной укол химиопрепарата.
— Где-то в 20-х числах [марта] у Егора начинаются очень сильные боли в глазу. Глаз к этому времени сомкнулся. Я также хочу отметить, что за этот весь период времени не было ни одной диагностики, как опухоль реагирует на лечение <…>. Но мне в ответах из Минздрава и везде писали, что они работают строго по протоколам <…>, — рассказывает авторка блога. — Я звоню ей (речь о докторе наук. — Прим. ред.) и говорю, что состояние ухудшилось. Прислала ей даже фотографию глаза, потому что он немножко приоткрылся. И опять пошли выделения серозные.
Светлана утверждает, что медик посоветовала ей купить капли для сухости глаз. Маму такая рекомендация удивила. Она обратилась за вторым мнением в медучреждение по месту жительства. Здесь парню назначили антибиотик.
— 26 марта смотрю, что Егор уже никакой, — вспоминает женщина. На следующий день семья поехала в Боровляны.
«Я начала задавать вопросы, что делать с огромной дырой, которая [теперь] у Егора»
В РНПЦ Егору назначили КТ, чтобы понять, какой «объем операции делать». По словам мамы, к тому моменту веки у сына стали смыкаться, большой отек ушел. Она попросила врача не удалять парню веки, сохранить эстетику.
— Судя по тому, что веки сомкнулись, значит, опухоль погибла, она «свернулась», — рассуждает авторка блога. — Я понимаю, что должен быть объем операции небольшой. В итоге она (доктор медицинских наук. — Прим. ред.) говорит, что по результатам КТ будем определяться с операцией. Все, на следующий день операция <…>.
Когда Егор отошел от наркоза, попросил маму набрать врача.
— Звоню, а она говорит, что, к сожалению, было хуже, чем она думала. Она удалила глаз, нижнюю часть — стенку орбиты, потому что та была разрушена, и часть носовой перегородки, так как опухоль лежала рядом, просто в миллиметре <…>, — перечисляет Светлана. — Говорю, вы веки тоже удалили? Она: «Да, а как же протез ставить?» <…> Отправили это на гистологию (изучение удаленной ткани на предмет патологий. — Прим. ред.). Ждем результатов. Приезжаю к Егору, он в ужасном состоянии, потому что [пошла] вот эта органическая интоксикация — глаз начал гнить, все текло <…>. Я у них спрашиваю: что происходит? Они говорят: все нормально, он молодец <…>.
Светлана рассказала, что в начале апреля была на приеме у министра обороны Виктора Хренина. По словам женщины, выслушав ее, тот распорядился передать дело Егора в военную комендатуру.
— Впоследствии комендатура отдает мое обращение в Следственный комитет, потому что задействованы гражданские врачи <…>, — отмечает женщина. — С мая 2024-го начинается проверка в Следственном комитете.
В мае у Егора начался последний блок «химии». По словам мамы, ему стало очень плохо, был сильно учащен пульс. 10 мая 2024-го парня выписали. До этого медики провели консилиум, где предложили ему поехать на лучевую терапию в Россию, вспоминает Светлана. Семья решила подумать.
В июне состоялся второй консилиум.
— [Там] я начала задавать вопросы, что делать с огромной дырой, которая [теперь] у Егора. Они (члены консилиума. — Прим. ред.) начинают задавать вопросы: «А что там за дыра?», «А почему до сих пор в повязке?». Говорю здесь много всего удалено. Они говорят: «А чего вам удалили? А какая у вас стадия [рака]?», — описывает ситуацию женщина. — Поясняю. Нам поставили первую стадию рабдомиосаркомы (злокачественная опухоль. — Прим. ред.). Это детское заболевание <…>. Но так случилось, что Егор заболел в 19 лет <…>.
По словам мамы, результаты гистологии показали, что генетического сбоя в организме Егора не было. Она предполагает, что проблемы могли быть спровоцированы болезнью в армии и «пошло деление злокачественных клеток».
«Чтобы вы понимали, во время гистологического исследования не было найдено ни опухолей, ни злокачественных клеток»
По словам Светланы, она не понимала, что происходит с Егором, поэтому повезла «переделывать блоки и стекла», то есть его биоматериал в Москву. Судя по всему, после этого обследования у женщины появились вопросы к тому, как Егора прооперировали. Вмешательство врачей она называет радикальным и калечащим.
— Были удалены глаз, веки, часть носовой перегородки, нижняя стенка орбиты, боковая стенка орбиты, медиальная с частью носовой перегородки, была удалена часть решетчатой кости, а также слизистая гайморовой пазухи. Значит, выдрали полголовы, — говорит женщина. — Впоследствии выясняется, что у него и заднюю стенку орбиты тоже вырезали и оставили слезную железу <…>. [Выделения из слезной железы текут] по пустой пазушной зоне, по гортани туда, вовнутрь <…>.
В ролике Светлана показала протокол исследования биопсийного материала из российского клинического госпиталя «Лапино». В заключении написано: «В исследованном материале опухолевого роста не выявлено. Фиброз, очаговая воспалительная инфильтрация и организующиеся кровоизлияния могут быть связаны с предыдущей операцией».
— Чтобы вы понимали, во время гистологического исследования не было найдено ни опухолей, ни злокачественных клеток. Во всех кусочках тканей, которые она (доктор медицинских наук. — Прим. ред.) вырезала, злокачественных клеток не было найдено, — комментирует ситуацию женщина. — Поэтому [к радикальности] операции у меня возникает вопрос, и причем не только у меня.
В августе 2024-го Светлана была на приеме у министра здравоохранения Александра Ходжаева. На следующий день после визита указанная в документах стадия рака у Егора изменилась с первой на вторую, а еще через 12 дней — на третью, утверждает женщина. По ее словам, сыну сделали рестадирование, то есть повторное определение стадии злокачественного новообразования.
— Вообще, чтобы вы понимали, стадия устанавливается один раз. Второй раз она может меняться только тогда, когда состояние пациента ухудшается, [то есть] провели операцию и увидели, что объем пораженного гораздо больше, чем видели на каких-то исследованиях, — рассуждает женщина. — Но у нас случилось так. Диагноз изменился. После чего я, конечно, пыталась бунтовать, пыталась требовать объяснений. Мне РНПЦ писали глупости, вот это же мне писал Минздрав. Они мне говорили, что это мотивированные ответы <…>.
По словам Светланы, она задавала вопросы о том, почему первую стадию рака ее сыну лечили так агрессивно. Мама считает, что вразумительных ответов не получила.
«75 процентов он дает, что все будет благополучно»
В начале января 2025-го Светлану и Егора пригласили на очередной консилиум.
— [У Егора] отсутствуют стенки орбиты, нет глазницы, есть сквозная дыра, есть течь, нет сообщения гайморовой пазухи с носом. Чтобы вы понимали, мой сын сморкается через дырку в глазу. Из-за того, что нет сообщения гайморовой пазухи и части носовой перегородки с носом, он не может это сделать естественным путем, как делаем мы все. Это тоже, понимаете, инфекция. Это тоже опасно, — описывает ситуацию мама. — Я вообще не понимаю, как можно было пациента оставить в таком состоянии <…>.
По словам мамы, на консилиуме у Егора сдали нервы. От отчаяния он вскочил и сказал: «На**й мне так жить?!» — и убежал. Из-за этого на семью написали заявление в милицию, говорит женщина. С ней связался участковый. Она утверждает, что, когда дала послушать ему запись с совета, все вопросы к ним сняли. В ответ Светлана написала заявление на председателя консилиума.
27 февраля состоялся очередной консилиум. Светлана рассказывает, что сразу войти в кабинет им с сыном не разрешили. Они ждали, пока приедет наряд милиции. Сотрудники следили за обстановкой на заседании. Позже женщина узнала, что на встрече был также психиатр.
— 27 февраля было принято решение ими самостоятельно (они нам объявили), что [Егору поставят] протез-пробку. [Сообщили]: «Это наше решение, и мы его не изменим». Вот так нам было сказано. То есть ст. 41 Закона РБ «О здравоохранении» («Права пациента»), о них (правах. — Прим. ред.) забыли напрочь. Их не существует <…>.
Мама с сыном с решением врачей не согласны. Они считают, что до протезирования молодому человеку необходимо сделать реконструкцию орбиты глаза. Для чего? В сборе Егор объясняет, что увечье мешает ему жить полноценно, создает «тяжелые неудобства» и ухудшает здоровье. Семья нашла клинику в Турции, где им готовы помочь.
— Мы собираем средства на реконструкцию орбиты глаза, чтобы получить адекватную квалифицированную помощь. Случай очень сложный, и дефект очень тяжелый <…>, — объясняет Светлана. — Cейчас мы собираем деньги, чтобы поехать к врачам-специалистам, чтобы они помогли моему сыну восстановить утраченное, потому что перед протезированием надо навести порядок. У него осталась слезная железа, которая сочится. В общем, там беда <…>.
В планах семьи в январе 2026-го полететь на первую операцию, а всего их будет минимум три, сказала Светлана. Все сложные. Как поняла мама, во время первой будут устранять дефекты внутри глаза, при второй — работать с наружной частью. На последней молодому человеку установят протез. Кроме того, врач «будет что-то делать с веками».
— Он (врач. — Прим. ред.) сказал, что есть определенные риски. Может быть какое-то неприятие, воспаление. 75 процентов он дает, что все будет благополучно, — отметила женщина. — Потому что, говорит, это тяжелое место <…>.
В сборе указано, что для Егора нужно собрать чуть более 32 тысяч евро.
В одном из роликов Светлана рассказала, что представители РНПЦ онкологии и медицинской радиологии имени Н.Н. Александрова написали на нее заявление о том, что она порочит их честь. Она также сообщила, что по ее заявлениям Следственный комитет провел уже две экспертизы. Их результатом женщина осталась недовольна.
Минздрав публично ситуацию Егора Супрунюка не комментировал. Как только и если это произойдет, мы опубликуем позицию ведомства.
